ТРУДНОСТИ ПЕРЕВОДА ЕВАНГЕЛИЯ В РОССИИ
Интервью с переводчицей Нового Завета (Радостной вести) Валентиной Николаевной Кузнецовой
Расскажите, пожалуйста, о расколе в РБО. Что было причиной?
Мне кажется, это была попытка рейдерского захвата. Уж очень хорошие в Библейском обществе деньги за книги, прекрасное местоположение… Просто люди хотят денег.
Православная Церковь давно хотела захватить РБО. В 1991 году была очень похожая история. Дело в том, что РБО является частью Объединенных библейских обществ, United Bible Societies и обладает при этом большой самостоятельностью. Там нами не командуют, могут только рекомендовать, и при этом могут помогать: давать, например, какие-то книги для перевода, без необходимости уплачивать royalties. Они выделяют гранты на переводы. И вот, в эти Общества рассылали письма, что РБО делает что-то невероятно ужасное, хотя известно, что библейское общество не является ни просветительским, ни научным центром. Его основной задачей, еще со времени появления первого Общества в Англии, является издание и распространение Библии на доступном языке. При этом нужно продавать ее по доступной цене, но не за бесплатно, потому что бесплатное, как мы знаем, не ценят, и потом, работа редактора, бумага, краски — все это стоит денег. Поскольку Библия должна быть на доступном языке, сюда включаются и переводы, но библейское общество не издает комментариев. Оно может издавать карты, фактологические, но не богословские комментарии, атласы, детские Библии — то есть все, что связано со Священным Писанием. Бывают, например, издания «для домохозяек», вроде «Криминальные истории в Библии», «Исцеления в Библии» и так далее. Однако ни одно библейское общество в мире не является научным центром, не ставит своей задачей написание комментариев.
Кроме того, если у нас создать из библейского общества «научно-просветительский центр», то это, скорее всего, будет означать «получать деньги и ничего не делать». Будут приходить люди, будут питься чаи, будут вестись разговоры, будет такая замечательная, обеспеченная жизнь. А тут вдруг оказалось, что надо все заканчивать и издавать наконец перевод. Конечно, многие запротестовали!
А поводом к расколу послужил ваш перевод?
Я старалась закончить перевод как можно раньше. А с Ветхим Заветом очень долго тянули: «Нужно еще редактировать, проверять, еще бы лет десять…» Но через десять лет должен бы уже появиться еще один перевод, ведь язык меняется невероятно быстро! А у нас почему-то всегда считается, что перевод должен быть «на века». Я ни в коем случае не хочу, чтобы мой перевод стал «новым синодальным»! Вообще, я думала, что в 90-е годы появится много переводов. И, действительно, были сделаны первые шаги: Леонид Лутковский переводил, Сергей Аверинцев и другие. У них, конечно, была масса недостатков, но все же это уже было начало.
Перевод Нового Завета издается уже с 2001 года. А переводить я его начала задолго до того, как вообще возникло Библейское общество, по инициативе отца Александра Меня, примерно в середине 80-х годов. До его гибели в 90-м году было переведено четыре Евангелия и был черновой перевод Письма римлянам. А после гибели отца Александра меня привлекли в Библейское общество…
С «Радостной вестью» сначала все было тихо и мирно: главный редактор, который обязан контролировать абсолютно все издания, ни словом не возражал. На всех заседаниях все было единогласно. Мой перевод издавался отдельно уже с 2001 года, и было продано более 100 000 экземпляров! А вот в 2010 году все вдруг ахнули и закричали. Это как-то, кстати, совпало с приходом патриарха Кирилла.
А кто-нибудь редактировал перевод Нового Завета?
Нет, отдельного редактора не было, но я, конечно, много спрашивала, советовалась, училась. У меня был блистательный стилист, которая вычитывала текст, поэтому за русский язык, за стиль, я абсолютно спокойна.
Понятно, что-то, что сейчас есть, это уже немного другой текст, потому что я много узнала, много прочитала, много редактировала, многое обсуждалось, иногда меня заставляли менять что-то даже в худшую сторону. В последнем издании, например, кое-что исправили и мне даже не сообщили.
А разве не было каких-то общих критериев, принципов перевода Библии?
У людей, которые требовали, а потом изменяли мнение, принципов, конечно, не было. Когда был жив отец Александр, я читала перевод ему, и он сам читал все четыре Евангелия. Когда я переводила Письмо римлянам, он даже принимал участие. Мы тогда и не знали про Юджина Найду, про принципы библейского перевода, но когда я через много лет прочитала о них, я поняла, что сама изобрела их намного раньше! На самом деле, это нормальные переводческие принципы: приоритет содержания, стремление сохранить форму, если это возможно и т.д. По большому счету, особых принципов перевода именно Библии нет.
Так что проблема, на самом деле, не в принципах, а в деньгах. Просто у некоторых было желание переводить всю оставшуюся жизнь. А потом еще писать комментарии, хотя задача Библейского общества, повторяю, переводить, издавать и распространять Священное Писание, а не заниматься исследовательской работой.
Недавно собирался круглый стол в журнале «Большой город»… Я туда не пошла, но перевод Нового Завета там, конечно, все равно «лягнули», и как-то совсем не по-джентельменски. Но если почитать записи этой встречи, то там можно найти потрясающую фразу: «Переводчик не может понять текст, пока не напишет к нему комментарий!»
Но ведь это смешно! Понятно, что переводчик, который просто знает греческий и русский языки, не может просто сесть и перевести, потому что получится глупость. Хотя, в принципе, некоторые тексты Нового Завета не очень трудны. При этом после перевода Нового Завета я уже потом написала к нему комментарий. И, кстати, совершенно бесплатно.
А они хотят сидеть годами, делать комментарии, а потом уже переводить. Один из участников сказал, что для того, чтобы перевести Книгу пророка Амоса, ему надо лет пять писать комментарий к ней! Тут его и спросили: «Что же, дело только в деньгах?» Оказывается, да, все дело только в деньгах. Поэтому, когда дошло до издания Библии, они поняли, что «закрывается кормушка», и закричали!
В итоге в Библиотеке иностранной литературы создали Институт перевода Библии. Меня туда, конечно, не пригласили.
Язык – это живое существо, он постоянно меняется. Должен ли вместе с ним меняться язык Евангелия?
Конечно, мы не можем менять язык Евангелия, но когда мы переводим, мы всегда должны думать об аудитории, для которой делается перевод. Евангелие, как и любая другая книга, содержит в себе некое послание, и оно должно быть понято. Если перевод сделан красиво, даже можно сказать «правильно», но в нем тяжелые конструкции, в нем не учитываются особенности грамматических и стилистических функций языка перевода, если он звучит искусственно и тяжело, то на самом деле это неправильный перевод.
Как очень хорошо сказано в книге Юджина Найды «Теория и практика библейского перевода»: «”Какой перевод правильный?” — это неправильный вопрос, потому что правильный вопрос: “Для кого?”»
Действительно, язык все время меняется, но, кроме того, народ говорит не на одном английском, французском, немецком или русском языке. Язык людей, у которых есть высшее или хотя бы среднее образование, людям с другим уровнем образования может быть непонятен. Даже, на первый взгляд, элементарные вещи для кого-то могут оказаться недоступными.
Поэтому язык Евангелия, язык оригинала, конечно, нельзя менять, он остается, но переводить надо все время, сообразуясь с состоянием языка, на который мы переводим, и помня о той аудитории, которая будет это читать и которая призвана это послание, этот, как сейчас говорят, message, понять.
Но ведь Евангелие может прочитать довольно широкая аудитория. Насколько возможно ориентироваться на аудиторию, если перевод могут прочитать люди и с высшем образованием, и далекие от понимания высокого стиля?
Поэтому должно быть много переводов. В «нормальных», «цивилизованных» странах делается очень много разных переводов. Чуть ли не каждый год выходит по переводу.
Есть, например, переводы, которые у нас принято называть «филологическими». Хотя, на мой взгляд, это когда человек просто не умеет переводить и переводит дословно, а потом называет свой перевод филологическим, научным. Можно сказать, что такой перевод ориентирован на ученых, но ведь такие люди могли бы прочитать Библию на греческом или на еврейском!
А есть другие переводы, например, Good News Bible. Они упрощены: длинные фразы разбиты на несколько коротких, сложные грамматические структуры заменены на более простые. Их задача в том, чтобы текст был максимально понятен.
На мой взгляд, должно быть много переводов. И они должны регулярно появляться.
Блаженный Иероним писал, что нужно переводить «не от слова к слову, а от смысла к смыслу». Но ведь в Евангелии в одном предложении можно увидеть много смыслов. Расскажите, пожалуйста, о трудностях перевода смыслов в Евангелии.
Да, действительно, совершенно справедливо сказано: Non verbum e verbo, sed sensum exprimere de sensu. Но кто сказал, что в одном предложении есть огромное количество смыслов? Евангелия достаточно просто написаны. Их писали не какие-то заумные люди, а люди очень простые.
Конечно, есть такие фразы и в Евангелии и в Письмах, которые тяжело переводить. Здесь уже речь идет о так называемом crux interpretum, что по-латыни значит «крест переводчика». Бывает, что переводчик грызет себе локти, понимая, что не может передать, допустим, игру слов или что-то непонятное, но это далеко не всегда объясняется тем, что там некое торжественно-каббалистическое, загадочное высказывание, которое нам надо расшифровывать, а просто потому, что прошло две тысячи лет. У тех людей была другая ментальность. Кроме того, иногда бывают и ошибки при передаче смысла, ведь хотя перед нами определенный текст, существует более 5000 рукописей Нового Завета, и, скорее всего, ни одна из них полностью не совпадает с другими. Поэтому есть и какие-то ошибки, и пропуски переписчиков и т. д.
Что важно при переводе Священного Писания?
Конечно, надо максимально стремиться понять текст. Для того чтобы переводить, нужно обязательно учитывать как минимум три компонента.
Во-первых, знание языка оригинала. Во-вторых, не менее важно прекрасное владение языком, на который переводишь. Об этом почему-то люди часто не думают.
И, в-третьих, помнить о том, что знания одного только языка, например, греческого, если говорить о переводе Нового Завета, не хватает. Важно хорошо знать комментарии, знать переводы на другие языки. Они тоже служат своего рода комментарием, потому как по ним можно увидеть, как другие люди «бились» над этим местом. Есть иностранные комментарии, споры, обсуждения каких-то трудных моментов, фраз, слов. Ты читаешь и отмечаешь, как люди по-разному понимали отдельные места и, в результате, можешь увидеть некий консенсус современного понимания.
Есть и проблема перевода слов. Например, очень трудно переводить Письмо евреям, потому что там есть слова, у которых много значений. Например, находишь слово в словаре и видишь, что в словарном гнезде больше двадцати значений! Обычно мы выискиваем то, которое лучше всего подходит для определенного контекста, но бывает, что подходит несколько значений. Приходится изучать разные словари, разные переводы, комментарии, смотреть, какие слова выбирали люди до тебя. В итоге подбираешь слово, которое кажется наиболее подходящим и одновоременно подкреплено мнением авторитетных современных исследователей. При этом надо помнить, что, может быть, лет через 20-30 это слово придется менять. Слава Богу, что это не касается самых насущных вопросов, а вопросов сравнительно незначительных.
Всегда ли перевод Евангелия подвергается жесткой критике?
Многое зависит от окружения. Я не думаю, что протестанты, сторонники Лютера, встретили с ненавистью перевод Мартина Лютера, кроме небольшого количества ученых, говоривших на латыни.
Тем не менее сама идея перевода действительно часто подвергалась сомнению и критике.
Может быть, вы слышали, что в Англии есть Общество Тиндейла. Оно названо в честь переводчика Нового Завета. При этом, когда он сделал перевод, он подвергся таким гонениям, что вынужден был бежать за границу. Его все равно изловили, убили и торжественно сожгли как еретика. Потом прошло некоторое время, и этот перевод лег в основу King James Version. Этот перевод теперь, конечно, страшно устарел, но до сих пор еще читается в некоторых приходах в Англии. Но научные общества имени Тиндейла существуют и будут существовать! Такая вот участь переводчиков.
И к синодальному переводу тоже были огромные претензии, которые лучше всего выразил, наверное, И. Е. Евсеев. Это известный библеист, который в 1917 году возглавлял комиссию по Библии и был одним из участников подготовки собора 17-го года, на котором был избран Патриарх. И там он произнес довольно длинную речь, чрезвычайно нелицеприятную, в адрес синодального перевода. Он говорил, что насущнейшей задачей, является новый перевод — и более точный, и более красивый. Потому что язык, на который был сделан перевод, это даже не язык Пушкина, Гоголя, Тургенева, хотя эти люди жили тогда, когда Библия переводилась. Это был язык допушкинский! Перевод вышел в 1876 году, но на языке конца XVIII века. Вероятно, что уже и тогда не все его понимали, а в нынешнее время для большинства это вообще тяжело.
Дело в том, что религия консервативна. В первые века было больше переводов, потому что христианство еще не воспринималось как религия. Когда христианство становится религией, т.е. замкнутой этически-ритуальной системой, оно, как всякая религия, становится очень консервативным. И все время люди пытаются наливать новое вино, как сказано, в «старые мехи» (Мф. 9:14-17; Мк. 2:18-22; Лк. 5:33-39). Ну и, как мы видим, это приводит к известному печальному результату: мехи рвутся и вино проливается.
То есть религии нужно обновление?
Обязательно. Но, если это религия, то она всячески сопротивляется обновлению. Апостол Павел в одном из своих писем сказал: «Христос — конец закона» (Рим. 10:4). Он имел в виду закон Моисея, но, по большому счету, закон Моисея — это любая религия в том смысле, что в ней существует стройная иерархия, целая система запретов и разрешений, есть нравственные заповеди, но еще больше ритуальных заповедей. И беда христианства в том, что оно стало одной из религий.
Как вы думаете, будет ли обновление в Православной Церкви?
Для того, чтобы было обновление, нужно желание обновления, а пока что такого желания нет. Желание обновления было после революции. Помню, отец Александр Мень рассказывал мне об обновленцах. Он говорил, что то, что они хотели сделать, было правильным, но, так как они запятнали себя связью с антихристианской, антирелигиозной властью, теперь, к сожалению, само слово «обновленцы» звучит оскорбительно. А вообще, сама идея была правильной.
Потом снова была надежда на обновление, когда пришла перестройка, и уже что-то начало появляться, но Церковь еще раньше вернулась к суверенному славословию, чем государство к суверенной демократии.
Можно ли как-то выделить, чем было Евангелие для людей в советские годы, чем оно было во время Перестройки, и как люди воспринимают его сейчас?
Я могу говорить только за тот узкий круг, в котором я находилась. Перед 90-ми годами я была в приходе отца Александра Меня. И, конечно, Евангелие там читалось, потому что в то время было ощущение удушья, а это был глоток свободы, единственный выход к свободе. Тем более, что далеко не все священники поощряют и настаивают на чтении Священного Писания, а отец Александр постоянно говорил об этом. Он же был инициатором того, чтобы мы начали переводить. Если бы он не собрал небольшую группу, не уговорил бы нас начать это дело, то я бы никогда сама не взялась, мне бы это в голову не пришло бы!
Девяностые годы — это годы великих надежд, в то время было ощущение, что что-то в Церкви меняется. И тогда Евангелие читалось тоже.
Теперь же у нас застой. Недавно я заставила себя прочитать отчетный доклад Патриарха Кирилла на архиерейском соборе. Там огромный текст, 56 страниц, и всего два раза упоминается Христос, а о Библии сказано один или два раза. И все.
Как-то мы были на небольшой конференции, где Патриарх Кирилл (еще в бытность митрополитом) сказал, что все переводы плохи. Не в том смысле, что они неадекватны, а потому что они сделаны не с того текста. Он говорил, что надо переводить с текста, с которого переводили Кирилл и Мефодий! Но поскольку такого текста не сохранилось, то, как он это представил, лет 60 мы его будем восстанавливать, а потом примерно такое же количество времени будем под руководством Священноначалия делать перевод… Мне жаль только, что мы уже не будем жить «в ту пору прекрасную»… По крайней мере, я точно не буду. А потом на вопрос «Что главное для православного человека в Священном Писании?», он сказал: «Благозвучие» Хотя в напечатанном тексте этот ответ все же опущен.
Кроме того, очевидно, что сейчас Евангелие не понимают не только прихожане, но и многие священники.
Именно не понимают или просто нет такого запроса — понять, о чем говорится в Евангелии?
Мне кажется, что создалась такая атмосфера, что не особенно-то и есть запрос. Может быть, он появится. Может быть, даже не сверху, а снизу. Например, до революции существовало общество «штундистов». Название общества образовалось от немецкого слова Stunde, что значит «час», хотя основано оно было не немцами. Штундисты организовывали кружки по изучению Писания — библейские часы. При этом их ссылали, а если кто-то был женат на православной, то разводили и вообще всячески притесняли.
То есть, все-таки нет у нас традиции чтения Священного Писания?
Да, у нас нет традиции. Об этом же говорили многие писатели и философы: Достоевский, Владимир Соловьев. Они постоянно говорили о том, что страна не евангелизирована. Именно поэтому у нас страна с двоеверием. Мы, вроде, верим в Бога и одновременно верим в заговоры.
Мне рассказывал один священник про поклонение поясу Богородицы. Его обязали дежурить в очереди, и он спрашивал у некоторых людей, зачем они столько времени стоят. Ему отвечали: «Желание загадать». Он в течение двух часов у каждого спрашивал, и все отвечали, что хотят загадать желание! Даже никто не сказал: «Верю, что болезнь пройдет» или «Верю, что мои дети выздоровеют». Отвечали именно так. Он был в ужасе!
А вот, например, наш симбиоз Церкви и государства — это тоже неправильное понимание Писания?
И да, и нет. Церковь и государство — это разные структуры, они лежат в разных плоскостях. Об этом апостол Павел напоминает в Письме филиппийцам. Филиппы были римской колонией, что было очень почетно и давало целый ряд привилегий, и жители города, вероятно, этим гордились. Но апостол Павел им говорит: «А наше государство — на небесах: мы оттуда ждем Спасителя — Господа нашего Иисуса Христа» (Флп. 3:20,21). Он поясняет, какого Спасителя, потому что в I веке «спасителем» называли римского императора. Христиане почти не употребляли титул «спаситель» по отношению к Господу, поскольку в этом слове было что-то неприятное. Примерно как сейчас относятся к слову «товарищ».
В Новом Завете есть как бы две идеи о связи Церкви и государства: одна — стратегическая, а другая — практическая. Стратегическая — это понимание того, что единственный Царь — это Бог, и на самом деле мы подчиняемся только Ему. Все, что надо отдать цезарю, — налоги и прочие обязанности перед государством, — надо отдать. А все Божье — Богу. Проблема в том, что государство часто требует от нас очень много того, что ему не принадлежит, а принадлежит одному Богу.
С другой стороны, еще от евреев к христианам перешла идея лояльности к государству. В христианстве это понимается так: именно потому, что единственное наше государство — это Царство Бога и, если мы действительно призваны любить даже наших врагов, то мы не выступаем против земного государства, мы лояльны. Но эта лояльность простирается до какого-то момента. Как сказал когда-то Мартин Лютер: «На сем стою и не могу иначе». Об этом говорит Павел в 13 главе Письма к римлянам, которая сыграла ужасную роль в силу непонимания. Проблема в том, что люди часто забывают, что апостол Павел писал для конкретной общины в конкретную историческую эпоху, при конкретном императоре. Это было первое золотое пятилетие правления императора Нерона, когда считалось, что настал золотой век на земле, что на троне философ, когда им руководили два великих человека того времени — философ Сенека и Афраний Бурр. А потом что-то с ним случилось через 5 лет, и он стал тем Нероном, которого мы знаем.
Поэтому мнение, что, чем больше Церковь приблизится к государству, тем больше людей придет к Богу, это заблуждение, это глубокое непонимание духа Евангелия. Дело в том, что государство не может быть христианским по определению, потому что, даже если это самое лучшее государство, все равно, это машина для подавления, все равно есть силовые структуры, есть способы подавления.
Христианство же — нечто абсолютно иное: оно ведь даже не заповедями руководствуется! Ведь Иисус не дал нам каких-то отдельных заповедей, не дал распоряжений, не дал нам закона Христова. Когда Павел говорит нам о законе Христа, он обыгрывает слова — закон Моисея и закон Христа. Потому что люди всегда боялись, что, если не будет закона, человек будет безнравственным. А апостол говорит: «Отдайте себя под начало Духа» (Гал. 5:25). Именно поэтому в христианстве не может быть насилия. Христиане могут быть только гонимыми. А когда они становятся гонителями, то они оскорбляют Бога, они клевещут на Бога и этим отталкивают неверующих.
Получается, с одной стороны, христиане лояльны к власти, а с другой стороны — многие верующие были на митингах, в том числе и некоторые священники.
Но это же мирный митинг.
Однако он всё же против власти.
На самом деле Библия дает очень интересный ответ на вопрос об отношении к власти. Ведь Бог долго не хотел давать народу царя, а потом все-таки согласился. Но люди забывают о том, какие были сделаны оговорки. Там говорится, что царь не должен эксплуатировать свой народ и что у него самого не должно быть слишком много богатства. Там сказано так, что для современного человека звучит даже смешно: «у него не должно быть много коней». Дело в том, что в Палестине лошадей было мало, это было военное время, а лошади были дорогим боевым оружием. Таким образом, Бог сказал, что отдает царю часть Своих полномочий, а это значит, что царь должен себя вести «по-божески».
А когда власть действует уже беззаконно, то мирные демонстрации, именно мирные, на мой взгляд, не нарушают лояльности. У нас же распространено ошибочное представление, что царь — это сакральная фигура.
К тому же наш «двучлен» — это не цари. Это люди, избранные народом. И когда они не исполняют волю народа, то народ должен им об этом сказать. Вот если народ возьмет в руки автоматы Калашникова, тогда это действительно будет нарушение, но мирные собрания — это не нарушение, это не противоречит лояльности.
В одном из псалмов есть очень резкие слова, которые, как понимают многие толкователи, обращены в адрес судий. Там говорится, что Судья — Бог и что это Он, Бог, делегировал людям полномочия судить, поэтому неправедный судья — это кощунство! То же самое можно сказать и про царей. И, мне кажется, люди могут выступить против такого царя и сказать, что Бог его не назначал. А если даже назначал, то «царь» должен помнить о том, что с того, кому много дано, много и спросится…
Оригинал интервью
[1] Немного радостной вести
[2] Конфликт 2010 в РБО
[3] С. Аверинцев. Рецензия: Канонические Евангелия. Перевод с греческого В. Н. Кузнецовой. Под редакцией С. В. Лёзова и С. В. Тищенко. Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, № 2, 1994.
Метки: В. Н. Кузнецова, Перевод РБО, Радостная весть
МЕЖДУ ВЕЧНОСТИ 
Оставьте комментарий